Ранним утром 7 сентября ожили биваки обеих армий, противники готовились к решительной схватке. Согласно обычаю, заведённому Наполеоном, солдаты «Великой армии» облачались в парадную униформу. В 3 часа 30 минут император прибыл к Шевардинскому редуту, где отдал последние распоряжения перед сражением. Войска занимают исходные рубежи. На правом фланге в лесу выстраивается дивизия Компана, позади неё между лесом и редутом — дивизия Дессе; ещё дальше слева, на высоте редута, развёртывается дивизия Фриана. К северу от редута выстроилась гвардия, а слева от неё — дивизия Клапареда (Висленский легион). По словам штабного полковника Ж. Ж. Пеле, «дивизии Фриана и Клапареда, расположенные перед гвардией, были предназначены для исправления ошибок, допущенных во время сражения и для принятия мер против непредвиденных случайностей». Корпус Нея выстраивался в центре, имея позади себя вестфальский корпус.

К югу от Шевардинского редута развёртывались 1, 2 и 4 кавалерийские корпуса. Командир саксонского полка Гар дю Кор А. Ф. Лейссер вспоминал: «Здесь в необозримых боевых порядках развернулась кавалерия; впереди тяжёлой кавалерии стояла линия, состоявшая из прекрасных польских уланских полков (дивизия Рожнецкого — А. П.), а справа рядом со мной стояли французские карабинеры. Они являли собой импозантное зрелище. Гигантские люди и лошади, античные шлемы с красными плюмажами и султанами, двойные кирасы из жёлтой латуни. Воистину, вряд ли можно увидеть более прекрасных, отборных, грозных кавалеристов». По словам саксонцев, они оставались на этой позиции с 6 до 7 час. утра. Примерно в 6.30 перед корпусом появился генерал В. Н. Латур-Мобур. Саксонцы были поражены, как изменился облик их командира. «Не только великолепная парадная форма, в которой он явился вместе со своей свитой, вызвала это изумление, но также его лицо, осанка и все его поведение совершенно изменились по сравнению с прежним. Юношей явился он перед нашим фронтом, и одного его пламенного взора, безо всяких лишних слов, было достаточно, чтобы воодушевить всех стать похожим на него». Латур-Мобур стал очень похож на Мюрата, возможно, в силу своей природной живости.

Между тем сражение уже началось. Французская артиллерия открыла огонь по «Багратионовым флешам», вдоль леса двинулись вперёд дивизии Компана и Дессе, село Бородино было атаковано войсками Дельзона. В 7 часов маршал Ней получил приказ двинуться в бой. «Я тотчас созвал генералов, — пишет он, — чтобы на словах воспроизвести им инструкции, которые они уже получили в письменном виде; я велел зачитать перед войсками прокламацию Его Величества; она была с энтузиазмом воспринята солдатами, и под крики „Да здравствует Император!“ мы тотчас двинулись на неприятеля. Дивизии 3-го корпуса двигались вперёд в следующем порядке: 10-я, 25-я и 11-я. Первая в колонне для атаки, имея свой последний полк развёрнутым в батальонные колонны на дивизионных дистанциях, готовым образовать каре и служить резервом. 8-й корпус был развернут в две линии». Командир вюртембержцев генерал И. Г. Шелер пишет, что 3-й корпус шёл одной колонной, дивизии на половинных дистанциях, а вестфальский капитан Линзинген говорит, что 8-й корпус «построился в три эшелона, так что в каждой линии стояли друг за другом по одной бригаде в батальонных колоннах на полных дистанциях (2-я пехотная дивизия включала только 1 бригаду)». Пройдя несколько сотен шагов, войска Нея попали под огонь русской артиллерии.

Заметив приближение новых неприятельских колонн, Багратион потребовал у Н. Н. Раевского батальоны второй линии и, по словам последнего, вместо части оной взял при начале дела почти всю линию«. Тогда же в бой за флеши были брошены 4-й кавалерийский корпус и 2-я кирасирская дивизия. У Н. А. Тучкова Багратион потребовал дивизию П. П. Коновницына. «Две посылки к Тучкову за секурсом, — рассказывает Маевский, — остались без исполнения, по личностям Тучкова к Багратиону, и наоборот. Третья возложена была на меня. Я... объявил решительно волю князя, — и 3-я пехотная дивизия с Коновницыным отправилась со мной ». Сам генерал пишет, что он был «весьма рано приведён с дивизиею к Багратиону», а, по мнению унтер-офицера этой дивизии Тихонова, было это «часу в восьмом, коли не позднее».

В восьмом часу утра головные войска Нея подходят к оврагу ручья Каменка, поросшему густым кустарником. Здесь была растянута цепь егерей 5, 41 и 42 полков под командой полковника Ф. Г. Гогеля. Часть из них была отброшена полками генерала Ф. Ледрю. «10-я дивизия, — пишет Ней, — после того, как были отброшены все стрелки и аванпосты, с большим мужеством атаковала левый редут неприятеля; этот редут был в то же время атакован войсками 1-го корпуса, так что 24-й лёгкий и 57-й линейный вошли в него вперемежку». Ж. Пеле полагал, что Ней, ввязавшись в бой за «флеши», самовольно изменил направление атаки. «Указанное ему направление вело его к северу от Семёновского, к разветвлению оврага и к лесу, росшему по нижней его части. Но едва голова третьего корпуса спустилась в овраг, как неукротимый воин кидается вправо, куда призывает его сильная пальба, где он замечает некоторое колебание в войсках первого корпуса. Он кидается на Семёновские реданты с дивизией Ледрю», в результате чего «дивизии Компана и Ледрю, долженствовавшие занять промежуток в шестьсот сажен от редантов до бастионного редута, вошли, смешавшись, в одно и то же укрепление». В том же смысле высказывался и Ф. П. Сегюр, возражая которому, за маршала вступился Г. Гурго. «Он вовсе не бросился в долину, не спешил помогать Даву (как пишет Сегюр). Он исполнял приказ, данный ему императором, чтобы атаковать совместно с маршалом Даву три редута, которые прикрывали левый фланг неприятеля. Ранение генералов Компана и Дессе и маршала Даву стало причиной нерешительности в движениях первого корпуса, атака этого корпуса не принесла того результата, которого следовало ожидать. Движение трёх дивизий Нея, исполненное с величайшей согласованностью, имело полный успех. Ободрённые этой атакой, две дивизии Даву атаковали вновь, и три редута остались в нашей власти». Не подводя пока итогов этому спору, заметим, что войска Нея все активнее втягивались в бой за «флеши», так как русские попытались отбить потерянное. Ней бросает в атаку 14-ю бригаду лёгкой кавалерии Ф. О. Бермана, против которой двинулись колонны Д. П. Неверовского, а во фланг ударили кирасиры И. М. Дуки. М. С. Воронцов во главе гренадерского батальона бросился взять назад "левый редут«(южный люнет) и был ранен. «Было почти 8 часов утра, — пишет он. — Два редута потеряны и снова отняты обратно». На поддержку 10-й дивизии Ней направляет 25-ю, и три батальона вюртембержцев захватывают южный люнет оставленный 57-м полком. Следуют новые русские контратаки, но вюртембержцы удержались в этом укреплении.

«Между тем как 10-я и 25-я дивизии, — пишет Ней, — были таким образом введены в бой, 11-я двинулась на центральный редут ». Командир 18-го линейного полка этой дивизии П. Пельпор вспоминал: «Дивизия Ледрю, которая была на правом фланге 3-го корпуса, сначала перешла заросли высокого кустарника, а затем повернула направо, чтобы соединиться с войсками Даву... Но дивизия Разу двигалась прямо вперёд. Прибыв на плато, которое было ей назначено, она захватила две батареи противника». Более подробно эту атаку, начавшуюся в восьмом часу утра, описал капитан того же полка Г. Бонне. «Повернув направо, — сообщает он, — мы бросились сквозь густой кустарник и под бесчисленными пушечными выстрелами достигли первого редута, который был взят приступом головными войсками. Тогда полк двинулся на второй (редут), четыре батальона в боевом порядке один за другим; он был легко взят тремя первьши (батальонами) с четырьмя разбитыми пушками, которые там находились». Бонне принимает командование 4-м батальоном, который он свернул в колонну справа во рву редута. Через некоторое время он был атакован слева русскими стрелками, а справа — большой колонной пехоты. «Я развернул свой батальон и двинулся без выстрела прямо на колонну; она отступила; производя это движение, мы подверглись жестокому обстрелу из орудий, которые находились в деревне... тем не менее мы по-прежнему двигались вперёд, пока не подошли совсем к краю оврага, который отделял нас от деревни на возвышенности; мы столкнулись нос к носу с другой колонной, которая двигалась степенно и не спеша. Все, кто оставался на ногах из 4-го батальона, образовали полукруг, и мы, медленно отступая, стреляя в эту колонну, возвратились в редут; это место было непригодно для обороны, так как оно было открыто с их стороны». (Заметим, что капитан М. Жиро де л’Эн писал про эти укрепления: «Эти редуты были простые реданы... в форме шеврона, не закрытые у входа, так что вторые позиции неприятеля ружейными и картечными залпами выметали находившихся внутри них. Удержаться в них было несравненно труднее, чем завладеть ими»).

Остатки батальона Бонне поспешно оставили укрепление (восточную флешь) и отступили до густых кустарников, находившихся возле первого редута. Здесь их неожиданно атаковали русские кирасиры, и французы вынуждены были отойти в глубь зарослей. Полк понёс большие потери (к 11 часам смогли собрать не более одного батальона) и потому был распределён в стрелки. Пельпор пишет, что захваченные дивизией две батареи «вскоре были взяты назад русскими, которые были выгнаны в свою очередь».

Между 7.30 и 8 часами к р. Каменка подошёл 8-й корпус. «Сначала, — пишет капитан Й. Борке, — вестфальцы следовали за движениями 3-го корпуса, но затем повернули направо, выходя в боевую линию первого эшелона против кустарника и левого флангового редута». Ней в своём рапорте так объясняет цель этого движения: «8-й корпус прибыл в это время на возвышенность; я послал его вправо для атаки, совместно с поляками, крайнего левого фланга неприятеля». Уточним, что к лесу тогда была послана только 23-я дивизия генерала Ж. В. Тарро, 24-я же дивизия A. Л. Oxca ещё оставались возле «флешей» и была двинута в лес только после полудня.

После вступления в бой армейских корпусов двинулась вперёд и резервная кавалерия. В 8 час. 2-й кавалерийский корпус получил приказ выдвинуться к р. Каменка. Выполняя его, корпус повернул налево, прошёл возле Шевардино мимо императорской гвардии и прибыл к тому месту, где Каменка впадает в Семёновский ручей. Корпусная артиллерия под командой полковника Т. Ж. Серюзье, усиленная несколькими батареями, тотчас вступила в дело. Она выдвинулась на отлогую возвышенность с западной стороны Каменского оврага и отсюда перестреливалась с русской артиллерией на батарее Раевского. «В то время как наши стрелки вступили в бой с неприятельскими, — писал любивший прихвастнуть полковник, — я развернул часть моей артиллерии и, хотя русские в течение долгого времени вели по мне огонь, продолжал двигаться к месту боя. Речь шла об отыскании выгодной позиции: я увидел её по эту сторону первого оврага; я пустился галопом и утвердился там с частью моей артиллерии, которую я тотчас выдвинул на огневую позицию; я послал русским град ядер и гранат; я сокрушил толпы войск, которые они имели в первом овраге, и заставил их оставить его. Вся моя артиллерия вышла тогда в линию». Позади батареи Серюзье развернулась 2-я дивизия лёгкой кавалерии генерала К. П. Пажеля; обе её французские бригады выстроились в первой линии, а иностранная бригада — во второй, примерно в 200 шагах позади артиллерии. По словам Пажеля, его дивизия составляла левый фланг корпуса, а его адъютант капитан Ю. Ф. Био уверяет, что 1-я бригада генерала А. Бюрта была послана вправо к корпусу Нея. Правее стояла тяжёлая кавалерия: дивизия П. Ватье в первой линии, дивизия Ж. М. Дефранса — во второй.

В это же время двинулся вперёд и 4-й кавалерийский корпус, приняв сначала немного вправо, а затем повернув налево. Впереди ехали уланы А. Рожнецкого, сзади кирасиры Ж. Т. Лоржа. Проехав около 2 000 шагов, корпус остановился возле одной возвышенности и получил приказ развернуться. «Перед нами, — вспоминал Ф. Меерхайм, — находились ещё массы французской пехоты из корпуса маршала Нея, которые, видимо, собирались атаковать высоты, занятые противником; мы медленно следовали за ними, по временам останавливаясь... Теперь, когда мы уже находились в сфере действия картечного огня, мы заметили смятение среди французской пехоты... Вскоре после этого расстроенная пехота весьма поспешно отступила по обе стороны нашей колонны; противник, однако, её не преследовал, но снова занял свою высоту». «Мы видели, — пишет Лейссер, — несколько атак французской лёгкой кавалерии в направлении крутой возвышенности, которая располагалась на значительном удалении справа от нас; они были неудачны, и несколько полков в величайшем беспорядке слетели вниз с этой высоты». В то время, как войска Даву и Нея вели ожесточённую борьбу за Багратионовы флеши, «дивизия Лоржа, — сообщает М. Рот фон Шрекенштейн, — постепенно продвигалась все дальше вперёд, принимая влево; полк Гар дю Кор двигался впереди, затем следовал полк Цастрова и, наконец, — польский кирасирский полк полковника Малаховского. Генерал Лорж большей частью находился у генерала Лепеля, который постоянно следовал за нашими движениями с вестфальской кирасирской бригадой (также построившись в развёрнутых полковых колоннах)... Генерал-лейтенант Тильман считал уместным движение в таком построении, так как благодаря этому уменьшалось действие неприятельской артиллерии, и я помню, что он советовался об этом с генералом Лоржем». По словам Лейссера, кирасиры «в полуэскадронах проскакали рысью через лощину, склоны которой поросли кустарником. При этом мы понесли значительные потери, так как неприятельская батарея стреляла картечью с левой стороны этого оврага; но, несмотря на смертоносный огонь и сложную местность, порядок движения колонны ни на мгновение не был нарушен. Мы добрались до отлогой возвышенности и развернулись, чтобы прикрыть тяжёлую двенадцатифунтовую батарею из 18 орудий, которая подвергалась сильному обстрелу». Возможно, это была «батарея Фуше», выдвинувшаяся со своей первоначальной позиции, слишком удалённой от русских боевых порядков.

Рядом с французской батареей развернулась теперь конная артиллерия 4-го корпуса, которая, по словам И. Минквица, подчинялась польскому штаб-офицеру (полковник Ю. Хюртиг), в том числе и 2-я саксонская конная батарея. В рапорте Тильмана указано, что «конная батарея Хиллера в день сражения не находилась вместе с бригадой, но сражалась вместе с прочими батареями 4-го кавалерийского корпуса». В прикрытие артиллерии была поставлена дивизия Рожнецкого. «Наша артиллерия, — рассказывает Лейссер, — была серьёзно расстроена; четыре её орудия были разбиты, а прислуга лежала — говорю без преувеличения — слоями друг на друге. Командир батареи... уверял меня, что прислуга была заменена уже в третий раз». Поскольку Лейссер называет этого офицера французом, то это мог быть полковник Серюзье, уверяющий, что его батареи прибыли сюда ещё до того, как подошла пехота Нея. После прибытия последней, — вспоминал Серюзье, — «я получил приказ поместить мои орудия на другой берег первого оврага и вести огонь через второй, чтобы вынудить неприятеля уступить его; тогда я приказал моим канонирам открыть огонь... когда русские вынуждены были бить отступление, они сконцентрировали свои силы позади второго оврага и заполнили его войсками, которые весьма беспокоили нас ружейной пальбой». Речь в данном случае может идти о егерских полках Гогеля. О действиях же бравого полковника рассказывает лейтенант 1-й вюртембергской конной батареи Х. Флейшман, по ошибке именующий его Серюрье. «Мы двигались вперёд с 5 батареями полковника Серюрье, но, когда мы уже находились в сфере действия неприятельской артиллерии, были вынуждены с частью французских орудий остановиться, так как позиция впереди не вмещала всех 36 орудий». Через некоторое время Флейшман получил приказ присоединиться к Серюзье с двумя гаубицами. «Примерно в 400 шагах впереди на плато я нашёл французскую артиллерию, выстроенную столь тесно, что я с большим трудом смог втиснуться туда с моими двумя гаубицами. Неприятельский огонь, который мы выдерживали на этой позиции, был ужасным... Как раз напротив нас стояла русская батарея примерно из 20 двенадцатифунтовых орудий, которые обдавали нас картечью (вероятно, имеется в виду батарея у дер. Семеновское -А. П.), на нашем левом фланге стоял в роще русский егерский полк, который немало докучал нам своим ружейным огнём, а на нашем правом фланге имели мы большое укрепление, вооружённое единорогами и гаубицами... Полковник Серюрье, по которому хорошо было видно, что он взбодрил себя спиртным, время от времени скакал туда и сюда позади нашей линии; кажется, однако, что он делал это только для того, чтобы в очередной раз показать себя, ибо он ничего не сказал по поводу того, что многие из французских орудий редко стреляли, а сильно поредевший личный состав стоял, нагнувшись, позади орудий. Я обратил на это его внимание, и тогда он набросился на людей с неистовой бранью, так что наш огонь вновь стал более оживлённым». После артиллерийской дуэли, продолжавшейся около часа, русская артиллерия всё же отступила.

«В это время, — пишет Меерхайм, — мы находились в нескольких сотнях шагов от подножья крутой возвышенности, на которой располагалась горящая деревня Семёновская с её укреплениями, батареями и массами пехоты. Вплоть до подножья названной высоты местность постепенно понижалась, но не очень крутыми склонами, и завершалась... оврагом с довольно широким и ровным дном, поросшим справа от нас небольшим кустарником». Выставленная на этой позиции французская кавалерия несла чувствительные потери от огня русской артиллерии, в частности, и дивизии Пажеля, «поскольку она, вследствие своего расположения, составляла как бы стрельбищный вал позади артиллерии». «Едва мы вышли в линию, — вспоминал Био, — как началась канонада. После второго выстрела я увидел, как перед нашим фронтом пронеслась лошадь, всадник которой опрокинулся на её круп; я узнал бедного полковника Дезира (командир 11-го конно-егерского полка — А. П.), которому русское ядро снесло череп. С этого момента нас беспрерывно осыпало гранатами, ядрами и картечью». Был тяжело ранен в левую руку адьютант Пажеля капитан Добентон, множество людей было убито. Жестоко пострадал от огня и 4-й корпус. Генерал Х. Лепель, ехавший на маленьком жеребце и одетый весьма изысканно, как на параде в Касселе, был тяжело ранен в левую руку; командование вестфальской бригадой принял полковник К. Бастинеллер. Были тяжело ранены командиры полков Цастрова Ф. Трютчлер и 1-го вестфальского П. Гильза, погиб шеф эскадрона И. Яблонский и ординарец Латур-Мобура М. В. Бидерман.

Под самим генералом, который выехал далеко вперёд, чтобы осмотреть русские позиции, была убита лошадь. По свидетельству Лейссера, Латур-Мобур «совершенно спокойно остался стоять со скрещенными руками рядом со своей убитой лошадью, под смертоносным огнём отдавая приказы, пока ему не подвели другую». Находясь на этой позиции, саксонцы видели слева от себя атаку на курганный редут (атака Ш. А. Бонами произошла около 9 час. — А. П.), «следовательно, — справедливо заметил Шрекенштейн, — между нами и вице-королём оставалось незанятым очень значительное пространство».