Приостановка примерно на два часа французских атак и русских контратак не означала полного прекращения боевых действий. Напротив, противники подтягивали к центру позиции свежие артиллерийские роты и безжалостно громили ряды друг друга. С французской стороны здесь действовала артиллерия 2 и 4 кавалерийских корпусов; позднее шесть батарей Серюзье были сменены 36 орудиями гвардейской конной артиллерии генерала Сорбье. «Эти огромные батареи, — пишет Богданович, — построившись впереди Семёновского, открыли огонь против войск Остермана и принца Виртембергского, поражаемых в то же время канонадою со стороны вице-короля».

От огня русской артиллерии особенно страдала французская кавалерия. Корпус Латур-Мобура был отведён влево от деревни. На его правом фланге находилась дивизия Рожнецкого, прикрывавшая корпусную артиллерию, а на левом — кирасиры: в первом эшелоне — бригада Тильмана, во втором — вестфальская бригада. «На некотором удалении от левого фланга дивизии Лоржа, немного позади, в низине Семёновского оврага, стоял кавалерийский корпус Монбрена, — пишет Минквиц. — Полки, обстреливаемые гранатами и картечью из многочисленных неприятельских батарей, ...понесли в течение этого времени чувствительные потери, и, по мнению всех участвовавших в сражении, эти часы бездеятельного ожидания под артиллерийским огнём были самыми тяжёлыми за весь день». В рапорте Тильмана говорится, что его бригада «в течение двух часов находилась под беспрерывным перекрёстным картечным огнём по меньшей мере 60-ти орудий», «Шли полуденные часы, вспоминал Меерхайм, — когда мы находились в этой страдательной позиции. С каждым мгновением огонь становился все ужаснее и, в конце концов перешёл в град картечи, под которым мы вынуждены были беспрерывно оставаться довольно долгое время... Батареи нашей дивизии, особенно саксонская, под умелым руководством храброго капитана фон Хиллера, равно как и многочисленные французские орудия, находившиеся сбоку от нас и на одной возвышенности позади, хотя и яростно и даже небезуспешно отвечали противнику, однако именно здесь неприятельские орудия были сконцентрированы в таком большом количестве, что, даже если и заставляли замолчать некоторые из них, это не могло оказать никакой значительной перемены в массе ядер». В этой «страдательной» позиции находилась вся французская конница в центре до того момента, когда началась атака на последний укреплённый пункт русских — центральный редут.

Итак, читатель, видимо, уже убедился, что картина боя в центре Бородинского поля и, в частности борьбы за дер. Семёновское, составленная на основе многочисленных источников, даёт нам более объёмное и точное изображение случившегося, нежели панорама Ф. Рубо. Это ни в коей мере не умаляет бесспорных достоинств знаменитого батального полотна. Художник — не летописец; его творческие замыслы не всегда могут совпадать с исторической точностью, каковою он может в некоторых случаях и пожертвовать. Можно согласиться с замечанием самого Ф. Рубо о том, что не всё то, о чем пишут историки, может быть изображено на панораме, что «многое, что хорошо в книге, совершенно иное впечатление производит в живописи». Но то, что простительно для художника, совершенно недопустимо для историка.

Чтобы яснее понять, чем потчевали читающую публику советские «историки», обратимся к самым известным и растиражированным их трудам.

Вот что рассказывал Л. Г. Бескровный. "Первую атаку деревни Семёновской французы начали в 12 часов. Корпус Нея и дивизия Фриана были отбиты огнём русской артиллерии. Вслед за тем в атаку на деревню пошла пехота Даву и Нея, но русские отразили и эту атаку. Во время третьей атаки дивизии Лоржа и Рожнецкого также были отбиты и отошли "на исходную позицию «(?). Впрочем, признает автор, дивизии Фриана удалось таки захватить деревню, но тут же спешит смягчить удар: «Собственно, французам удалось только овладеть шанцами, так как сама деревня осталась в руках русских гренадёр. Но большие потери вынудили Дохтурова в целях сокращения фронта отойти на новую позицию». Вот так: не французы вынудили Дохтурова отступить, а большие потери! И откуда только взялась последняя напасть?! Диву даёшься от такой иезуитской казуистики и полнейшего незнания источников. Другой столп советской «науки» П. А. Жилин пишет, что Коновницын «вынужден был отвести войска за Семёновский овраг. Попытки противника прорвать боевой порядок русских на этой позиции успеха не имели Русские войска не отступили больше ни на один шаг». А буквально через 4 (четыре) строки он сообщает об «овладении противником деревней Семёновское»! Е. В. Тарле вообще не утруждал себя упоминаниями о бое за эту деревню. Н. Ф. Гарнич, чьё сочинение навсегда останется нагляднейшим образцом дремучего исторического невежества, именно по причине последнего повторяет выдумку К. Толя о вечерней атаке лейб-гвардии Финляндского полка на деревню Семёновское.

Подводя итог нашему исследованию, заметим, что характер и интенсивность боевых действий в центре Бородинского поля с течением времени менялись в прямой зависимости от положения дел возле главных пунктов русской обороны — Семёновских укреплений и центрального редута. На данном участке должна была наступать группа войск маршала Нея. Но чрезвычайно упорное сопротивление русских войск в районе «флешей» и постепенное введение в бой все новых русских резервов дали повод Нею несколько переменить указанное ему направление атаки. Он все больше и больше ввязывался в бой за флеши, послал вестфальский корпус в Утицкий лес, и в результате у него не оказалось под рукой достаточного количества пехоты, чтобы захватить укреплённые развалины деревни; одна же кавалерия не могла справиться с такой задачей.

Такое уклонение половины войск Нея вправо имело весьма серьёзные последствия для обеих противоборствующих сторон. Видя наращивание сил неприятеля, Багратион призвал к себе дивизию Коновницына (чем серьёзно ослабил корпус Тучкова), корпус Сиверса, часть войск 5-го корпуса. Вместе с Раевским они «разорвали на части» 12-ю дивизию Васильчикова, и в результате в центре русской позиции, по меньшей мере в первой её линии, образовалась брешь. Кроме того, как заметила Л. Ивченко, русское командование не могло «молниеносно отреагировать на рывок Нея вправо, поэтому гвардия, вопреки ожиданиям, оказалась в сражении раньше 2-го и 4-го корпусов». Однако французы не смогли воспользоваться этим ослаблением русского центра, ибо Ней повернул вправо большую часть своей пехоты; наступать же силами одной только кавалерии через овраг, через пространство, с двух сторон простреливаемое русской артиллерией, было весьма рискованно. «Экспромт» Нея привёл к тому, что между его войсками и группой Богарнэ также образовалась брешь. Следовательно, боевые порядки противоборствующих армий «лопнули» одновременно в одном и том же месте. Для исправления ошибок, допущенных Неем и Богарнэ, Наполеону пришлось уже в 10-м часу двинуть вперёд обе резервные пехотные дивизии. Немудрено, что он полчаса колебался, прежде чем отдать такой приказ. Тем самым русские получили время залатать свою прорвавшуюся в центре линию с помощью войск Е. Вюртембергского.

Как заметил Пеле, дивизии Клапареда и Фриана прикрыли лишь часть пространства между войсками Нея и Богарнэ, остальную же его часть пришлось занимать кавалерией. «Это расположение кавалерии в центре, противное правилам и обыкновению, оправдывалось необходимостью». В отличие от пехоты, она не могла даже укрыться за складками местности и несла ничем не оправданные потери. Л. Лежен писал, что с самого начала сражения французская резервная кавалерия была расположена слишком близко к неприятелю и не могла «укрыться и избежать бесполезных потерь. Мы были свидетелями, как тысячи храбрых всадников и крайне нужных нам лошадей гибли без всякой пользы для армии».

Среди учёных по этому поводу даже возникла дискуссия. Одни полагали, что характерной чертой Бородинского сражения является именно это «расположение французской кавалерии в центре, чего обычно не случалось». Возражая им, Ф. Смит писал, что «расположение конницы в середине линии никоим образом не является характерной чертой этого сражения», что основная масса французской кавалерии находилась позади пехотных корпусов и даже если конница Груши и Монбрена на какое-то время заполнила брешь между войсками Нея и Богарнэ, то это было случайно и длилось очень не долго; кроме того, бывали и другие сражения, где конница занимала центр боевого порядка. С гораздо большим правом, — считает Смит, — расположение французских войск при Бородине следует отнести к так называемому «косому боевому порядку», впервые применённому Эпаминондом при Левктрах, ибо Наполеон чрезвычайно усилил один свой фланг за счёт ослабления другого. Заметим от себя, что по этой же причине Ф. Глинка назвал Наполеона «новым Эпаминондом».

Думается, что и в данном споре истина находится где-то посередине. Обе названные особенности можно признать характерными чертами Бородинской баталии с тою лишь разницей, что если одна из них была заранее умело спланирована императором, то вторая стала итогом импровизации маршала Нея. Французская кавалерия в течение нескольких часов стояла в бездействии в первой линии, неся неоправданно большие потери от огня русской артиллерии; понятно, что это была мера вынужденная, а не запланированная заранее. Маршал Ней внёс, таким образом, значительные коррективы в первоначальные планы императора, и тот, надо думать, даровал ему почётный титул «князя Московского» не только за проявленное в этом сражении личное мужество.