Тем временем отряд Лейссера преследовал русских драгун сначала вдоль деревни, откуда он был обстрелян русскими пехотинцами. Лейссер не мог остановить это яростное преследование, к тому же он был убеждён, что его поддержат остальные полки бригады. Справа позади деревни находились густые берёзовые заросли. Русские драгуны понеслись всё быстрее вдоль опушки леса, а многие из них бросались в эти заросли. «Во время преследования, — вспоминал Лейссер, — ко мне присоединился майор фон Хойер; мы заметили одного русского офицера, украшенного множеством орденов, Хойер принял его за командира неприятельских драгун, и мы погнались за ним. Тем самым мы удалились от основных сил отряда, которые... бросились вправо в ложбину, так как очутились под сильным огнём и натолкнулись на свежие войска. Лишь несколько ординарцев и, главным образом, солдаты, имевшие хороших коней, смогли последовать за нами. Вскоре мы нагнали вражеского офицера, но в это время я заметил, что оказался совершенно изолированным со своим маленьким отрядом. Поэтому я решил соединиться с полком и, заметив одного трубача из полка Цастрова, велел ему трубить сбор. Майор Хойер, мой адъютант и ротмистр Меерхайм, который также присоединился ко мне, старались по возможности меня в этом поддержать. Мы спешно собрали около тридцати человек и, полагая, что часть дивизии должна ещё находиться сзади в качестве резерва, я решил присоединиться к ней с этим отрядом».

Саксонцы поскакали назад и в нескольких сотнях шагов заметили полк Цастрова. Было очень пыльно, и они не сразу поняли свою ошибку. Они бросились к своим боевым товарищам, но оказалось, что это были русские! «Лишь когда мы были уже совсем близко, — пишет Лейссер, — мы заметили это по шлемам и тёмным обшлагам. Конечно, издали было очень трудно отличить этих русских кирасир от кирасир Цастрова». Вероятно, это был Орденский кирасирский полк. Путь к отступлению был отрезан, но саксонцы решили пробиваться. В завязавшейся схватке Лейссер был оглушён несколькими ударами и, потеряв сознание, свалился с лошади; очнулся он уже в плену у русских.

По словам Меерхайма, схватка происходила недалеко от русских артиллерийских парков в кустарнике. «Едва мы оказались в нём, как моментально были окружены неприятелем и атакованы с ужасной яростью. Это были не только... драгуны и кирасиры; здесь они были также поддержаны казаками, башкирами и конными ополченцами... Недалеко впереди я увидел, как полковник фон Лейссер, покрытый ранами, упал с лошади, майор фон Хойер уже лежал мёртвым на краю зарослей, и многие солдаты разделили его участь». Лишь немногим саксонцам удалось прорваться через ряды русских и спастись.

Атака Лейссера не была поддержана потому, что едва кирасиры Тильмана завершали бой с пехотой, как на их правом фланге, где самый край пожарища Семёновской ещё оставался в руках русских пехотинцев, показались русские драгуны и кирасиры. Среди них был и Орденский полк, который, по словам Церрини, выделялся крестами на своих штандартах. Русская кавалерия неслась, чтобы помочь своим пехотинцам. Многие из них, упав ничком на землю, были приняты промчавшимися вперёд саксонцами за убитых и раненых; теперь, когда они увидели своих спасителей, они снова поднялись и открыли огонь по саксонцам. Часть русской кавалерии вышла во фланг и даже в тыл наступавшему Гар дю Кор, но основная её масса двинулась против полка Цастрова. Полагают, что это были кирасирские полки Его и Её Величеств и Астраханский, а также Киевский и Новороссийский драгунские.

Генерал Н. М. Бороздин-2-й пишет, что полки его бригады несколько раз ходили в атаки, а затем были переведены в сикурс 2-й кирасирской дивизии. «Когда неприятель покусился атаковать нашу пехоту правее от нас... г. Розен по приказанию г. генерал-лейтенанта князя Голицына послан мною с двумя эскадронами атаковать, что с большим стремлением исполнено, от чего много неприятельская кавалерия потерпела, особенно тогда, как барон Розен напал на его с тылу. Одним словом, неприятельская колонна была опрокинута и потерпела большой урон».

Полк Цастрова остановился, и к его правому флангу стали пристраиваться поспешно отступавшие подразделения Гар дю Кор. Офицеры пытались построить солдат, но полностью навести порядок было невозможно, так как постоянно приносились отдельные группы (иногда вперемешку с русскими кавалеристами) и пытались втиснуться в своё, положенное по уставу, место. Вследствие этого на узком пространстве немцы сгрудились очень тесно, имея местами по 5-6 и даже по 6-8 рядов. Поэтому, когда Тильман дал приказ бригаде двинуться рысью и повернуть налево, это движение было исполнено очень медленно и неуклюже, так что русская конница в сомкнутых эскадронах врубилась в плохо организованную линию немцев. Дело в пользу русских решил удар по левому флангу саксонцев гусарского полка, вооружённого пиками. Тщетно майоры Шенфельд и Нерхофф пытались организовать сопротивление им. Атакованные с фронта, во фланг и частью даже с тыла саксонцы искали спасения в поспешном отступлении. Сам Тильман вынужден был вступить в рукопашную с несколькими русскими, чтобы не попасть в плен. Саксонцы были оттеснены почти до того места, где поляки ещё сгоняли русских пленных.

Обычно считается, что в этой атаке отличились ахтырские гусары; но возможен и иной вариант. Ф. К. Корф пишет, что около полудня он получил от Барклая приказ отрядить на левый фланг отряд генерала Дорохова. Последний, «сближась к ретраншементам и к пехоте, нашёл, что неприятельская кавалерия в превосходстве начинала окружать нашу пехоту и батареи. Выстроясь, немедля ударил он поспешно с Оренбургским драгунским полком в середину, а с Мариупольским гусарским и Курляндским драгунским во фланг неприятельской кавалерии, которая быстротой сей атаки была опрокинута и прогнана до самых их батарей. Здесь резервы неприятеля, подкрепя бегущих, остановили нашу кавалерию». Дорохов отозвал полки апелью.

Бригада Тильмана, вероятно, была бы рассеяна или отброшена за овраг, но неожиданно русские прекратили преследование. Шрекенштейн слышал неоднократные призывы русских офицеров: «Остановись!». Вероятно, они увидели, что слева на помощь саксонцам рысью приближалась вестфальская бригада. Теперь саксонцы получили время восстановить порядок и перестроились в трёхшереножный строй. По рассказу Меерхайма (а он описывает окончание боя иначе, чем Шрекенштейн), вестфальцы атаковали русских, но были опрокинуты: однако саксонцы, составлявшие второй эшелон, хладнокровно встретили русскую атаку. После короткой схватки русские отступили. Немцы не преследовали их по причине крайнего утомления лошадей, а также потому, что заметили приближение слева новых русских войск, чьи батареи начали уже их обстреливать. Это приближались войска А. И. Остермана-Толстого. После первой атаки Дорохов, подтянув бывший в резерве Сумской гусарский полк, устроил «вторично корпус в две линии и наступающую неприятельскую конницу ещё раз атаковал и прогнал. При сём случае Сумской гусарский полк спас восемь наших орудий, которые нашими почти совсем были оставлены». По словам Шрекенштейна, «русская конница, состоявшая из уланов, драгун и гусар, отказалась от решительной атаки, когда несколько бригад французской кавалерии из первого резервного корпуса прибыли на помощь дивизии Лоржа, и часть русской пехоты, которая вновь собралась под прикрытием своей конницы, отступила влево к лесу». В рапорте Тильмана сказано: «мы удержали место, поскольку были поддержаны подоспевшей французской кавалерией».

Это, конечно, не мог быть корпус Нансути. Речь в данном случае может идти о 8-й лег. кав. бригаде Бюрта и 14-й лег. кав. бригаде Бермана. Возможно, здесь действовала и 24-я лег. кав. бригада, которая «совершила множество атак с большим успехом. Генерал граф фон Хаммерштейн получил четыре пули, лошадь под ним была ранена; его адъютант капитан де Сен-Сернен был убит возле него. Многие офицеры потеряли по нескольку лошадей, а некоторые были ранены сами». Возможно, что часть этой кавалерии участвовала в атаках на 4-ю дивизию Е. Вюртембергского. К тому времени Барклай приказал ему послать 2-ю бригаду Пышницкого вправо к М. А. Милорадовичу, который, очевидно, опередил свои войска. Поручив 1-ю бригаду майору Вольфу, единственному оставшемуся в ней штаб-офицеру, принц направился к Милорадовичу, который уже прибыл ко 2-й бригаде. В этот момент опять налетела французская кавалерия; русские строятся в батальонные каре, в которых укрылись Барклай, Милорадович, Раевский, Паскевич и другие начальники. Кавалерия была отражена, но французская артиллерия открыла такой ужасный огонь, что бригада Пышницкого за полчаса потеряла одними убитыми до трёхсот человек.

К тому времени пехота Фриана окончательно овладела деревней и начала выстраиваться справа от саксонцев. В этот момент появился Латур-Мобур и велел кирасирам отойти за пехоту; они выстроились позади правого фланга улан Рожнецкого. Сен-При признает, что, хотя саксонцы были отбиты русской кавалерией, «тем не менее цель французов была достигнута, пехота их воспользовалась этой минутой беспорядка, чтобы овладеть деревней, из которой нам впоследствии уже невозможно их выбить вследствие недостатка зарядов и даже артиллерии.

Все наше левое крыло построилось позади деревни, ...имея в тылу кустарники. Кавалерия построилась на флангах под покровительством батареи, поставленной на высоте позади деревни и не перестававшей целый день её обстреливать». Между тем корпус Латур-Мобура был сведён с возвышенности и передвинут примерно на тысячу шагов к центру позиции. Было около полудня, — сообщают Микквиц и Меерхайм, — когда дивизия Лоржа выстроилась на этом новом месте. Бой за дер. Семёновское, — пишет Шрекенштейн, — длился с 10 до 12 часов. Как видим, показания источников значительно отличаются от того, что говорят отечественные историки, уверяющие, будто деревня была потеряна лишь в 13 час., а то и позже, а чаще всего и вовсе об этом умалчивающие!

Примерно тогда же выдвинулся вперёд и 2-й кавалерийский корпус. По словам карабинера К. Шееля, корпус стоял в бездействии до 11 часов. «Лишь около полудня, — пишет историк прусского уланского полка, — после того, как расположенные справа от корпуса Багратионовы укрепления достались в руки французов, второй кавалерийский корпус продвинулся немного вправо, затем перешёл овраг Каменки и рысью прошёл позади другой кавалерии, чтобы недалеко от Багратионовых укреплений выстроиться фронтом против левого фланга батареи Раевского». 2-я кирасирская дивизия расположилась в лощине, а позади неё на открытом месте стала 4-я кирасирская дивизия. Серюзье со своими пушками примчался на другую сторону второго оврага и открыл огонь. Био рассказывает, что некоторое время спустя после ранения Монбрена «галопом примчался один из офицеров Неаполитанского короля, доставив моему генералу приказ атаковать. „Мы сделаем это, — ответил генерал, — но тогда необходимо, чтобы он уступил мне место“. „Король, — прибавил этот офицер, — поручил мне предупредить Вас, что вся кавалерия, которая находится перед Вами, поставлена под ваше командование“. Мы направились вперёд.

В первой линии, прикрытые небольшой возвышенностью, находились 12-й гусарский голландский полк полковника Лигарда и другой, конно-егерский, номер которого я забыл. Хотя эти войска находились ближе к неприятелю, они были спешены, без сомнения для того, чтобы оставаться для русских незамеченными, поскольку пригорок был слишком невысоким, чтобы скрыть их, если бы они были на лошадях». Очевидно, что Био имеет в виду 9-ю лег. кав. бригаду корпуса Нея, куда входил 11-й голландский полк. По словам биографа Пажеля, дивизия последнего выдвинулась на высоту бригады Вольфа (1 и 2 вестфальские гусарские полки), «которая имела пристанище позади небольшой возвышенности. Вестфальские гусары сели на коней и заняли левый фланг Пажеля, дивизия которого развернулась напротив флешей».

В это время Био заметил, как со стороны большого редута к левому флангу дивизии несётся в полнейшем беспорядке бригада Бермана, преследуемая русской конницей. Пажель послал своего адъютанта к командиру отступающих войск с приказом остановиться и возвратить уступленную врагу местность. По уверению биографа Пажеля, генерал сам «бросился в середину беглецов, вновь соединил их, сделав серьёзное внушение генералу Берману, и приказал ему снова идти в атаку». Отступившая лёгкая кавалерия собралась позади батареи Серюзье, которая своим огнём отразила русскую конницу, преследовавшую французов. По словам Био, Берман нисколько не смутился грозными приказаниями Пажеля, а только «ускорил это своё отступление, затем повернул и вновь отважно бросился в атаку и отбросил неприятеля». Видимо, в данном случае речь идёт об атаках французской конницы на полки Е. Вюртембергского. По словам последнего, около полудня стали подходить войска 4-го пехотного корпуса и 2-я бригада его дивизии сдвинулась немного влево, ближе к гвардии. Вскоре после полудня адъютант Барклая Беттихер привёз принцу Евгению приказ двинуться со 2-й бригадой на соединение с Багговутом, но из-за неприятельских атак он смог исполнить этот приказ лишь через полчаса, после повторного приказания Барклая.

После овладения деревней генерал Фриан, по сообщению его сына, «растянул свою дивизию, чтобы заполнить брешь между Семёновской и центральным редутом. 33-й направился на другую сторону этого редута (имеется в виду укрепление у деревни) вдоль лесной поросли». Русские не смирились с потерей деревни и подтянули новые войска и артиллерию. Перед лицом этой угрозы Фриан снова перестроил свои части; он «собрал свою дивизию и занял ею холм позади Семёновской. 33-й построился в каре на месте сожжённой дотла деревни». Фриан «сконцентрировал свою дивизию; 48-й и полк Жозефа Наполеона перешли овраг и расположились на крутом холме позади Семёновской; 15-й пристроился слева, уступив своё место в деревне 33-му; 48-й и испанский полки расположились уступами в колоннах». Батальоны 15-го полка свернулись в каре. Атаки русских были очень мощными, огонь их артиллерии — жестоким. По мнению французов, число атакующих вчетверо превосходило их собственные силы. Однако дивизия оказала упорное сопротивление, и русские, понеся большие потери, отступили. В разгар боя Фриан «был поражён картечной пулей, которая ранила его в грудь; аксельбант, который он носил как полковник пеших гренадеров гвардии, смягчив удар, спас ему жизнь. За несколько минут до этого под ним была ранена лошадь». Вынужденный от боли спешиться он сел на ствол дерева, повернувшись лицом к неприятелю, чтобы направлять действия войск по крайней мере своими советами.

Тем временем севернее деревни французская кавалерия атаковала русские войска. Генерал Пажель внимательно следил за атакой бригады Бермана и собрался уже направить ему на помощь свои войска, но Мюрат приказал ему не двигаться и велел идти в атаку дивизиям тяжёлой кавалерии Ватье и Дефранса. «Тогда мы увидели, — вспоминал Био, — как вперёд двинулись два полка карабинеров, которым были приданы три эскадрона уланов; сначала они наступали довольно хорошо, но, когда они приблизились к русской пехоте, та открыла огонь; уланы и карабинеры остановились, возникло колебание в их рядах, а затем небольшой беспорядок. Внезапно они сделали крутой поворот и возвратились гораздо быстрее, чем шли в атаку». Французы наткнулись тогда, как полагает А. А. Васильев, на Перновский пехотный и 34-й егерский полки, о чем упомянуто в рапорте Барклая. Это весьма вероятно, поскольку войска 4-го корпуса к полудню уже стали подходить к центру позиции. Помимо карабинеров в атаке участвовали и кирасиры, заставившие отступить русскую кавалерию; последняя укрылась за твёрдо стоящей пехотой и затем снова атаковала французов. Видимо, это была драгунская бригада К. А. Крейца. Её командир позднее вспоминал: «Показались потом вестфальские карабинеры и те были атакованы с успехом и опрокинуты. Дым пороха не дозволял видеть вовсе неприятельских движений, между тем рота артиллерии была истреблена и отослана назад, на место её прибыла рота Никитина. Ни храбрость начальника, ни меткость выстрелов не предохранили её тоже от истребления. Лошади и люди побиты, ящики взорваны, орудия и сам полковник ранен. Заменены были ротою Кандыбы. Между тем Крейц был также ранен пехотною пулею, и две лошади под ним были убиты, но ещё остался при фронте, которого ряды ежеминутно слабели».

Трубач карабинеров К. Шеель, описывая эти атаки, сообщает: «Нашим главным противником были русские драгуны, многих из которых карабинеры закололи своими длинными эспадонами (палашами), и многих взяли в плен. При этой атаке мы потеряли относительно мало людей, поскольку кирасы обеспечивали очень хорошую защиту против изогнутых драгунских сабель. Русские были обращены в бегство. Мы остались хозяевами поля боя, так называемого Семёновского плато, и могли теперь снова наблюдать (за ходом боя). В это время нам был дан новый командир в лице графа Огюста Коленкура». По словам Шееля, корпус опять простоял в бездействии около двух часов.

Наблюдая за неудачной атакой тяжёлой кавалерии, Пажель решил, что настала его очередь идти в наступление. Возбуждая боевой дух своих солдат, он объезжал фронт своей дивизии, направляясь от второй бригады к третьей (иностранной) генерала Сюберви. Оба генерала, — рассказывает Био, — «ехали вместе вдоль фронта этой бригады, хладнокровно рассуждая под неприятельским огнём о том, где будет расквартирована армия в случае победы в сражении (в чем никто не сомневался, как и в том, что за победой последует заключение мира). Генерал Пажель высказывался за Украину, а Сюберви — за Подолию, когда я увидел подлетающую гранату. Я крикнул: «Берегись!, но они были слишком заняты рассуждением о будущем расквартировании, чтобы услышать меня». В тот же самый момент к Сюберви подскакал прусский лейтенант фон Арнштедт, бывший при нем офицером-ординарцем. Разорвавшийся снаряд снёс бедро лошади Пажеля и всю заднюю часть лошади Сюберви, так что тот упал плашмя через вырванное отверстие. «Когда бригадный адъютант и лейтенант фон Арнштедт подскакали, чтобы поднять генерала, у него под ногами взорвалась граната, подбросила его на несколько футов в высоту и убила двоих ординарцев, находившихся позади него, не ранив серьёзно ни самого генерала, ни обоих офицеров: лишь небольшой ожог и незначительная контузия вынудили бригадного командира оставить поле боя». Пажель поднялся цел и невредим и пересел на другую лошадь. Как раз в это время прибыл генерал Коленкур, посланный императором, чтобы сменить Монбрена.

Видимо, в это же время генерал Фриан заметил, как вдали справа от Семёновской от кромки леса отделилась большая масса русских войск и направилась на его дивизию. «Он решил, что ей угрожает опасная атака кавалерии, — пишет его сын, — и спешно направил одного из своих офицеров к полковнику Пушлону из 33-го линейного, полк которого подвергался наибольшей опасности, чтобы приказать ему немедленно образовать каре; это было весьма своевременно, так как едва этот маневр был им завершён, как 5-6 тыс. русских кирасир и драгун яростно набросились на этот полк, который, не потеряв мужества, с хладнокровной невозмутимостью в течение трёх четвертей часа вынес не только три сильнейшие атаки, но ещё и огонь одной батареи, обстреливавшей сбоку третий фас его каре. Оживлённой стрельбой он отразил эти атаки, убив и ранив большое число людей и лошадей, и отбился таким образом от этой многочисленной кавалерии, которая, наконец, поспешно и в беспорядке отступила». К началу этой атаки Мюрат, находившийся далеко впереди своих войск, вынужден был укрыться в каре 33-го полка. «Там, будучи очевидцем хладнокровного героизма, с которым этот полк в течение трёх четвертей часа сопротивлялся атакам кавалерии и беспрерывному артиллерийскому огню, король с восхищением воскликнул: «Ах, храбрые люди, храбрые и доблестные солдаты!». Капитан Мишель... сказал ему в пылу сражения: «Сир, это солдаты генерала Фриана». «О! Я больше не удивляюсь, — ответил ему король, — узнаю тут руку и сердце этого выдающегося воина».

Командовавший этой бригадой (33-й полк состоял из пяти батальонов) генерал Дедем де Гельдер, человек честолюбивый и претенциозный, позднее был возмущён тем, что в рапорте Мюрата упомянуто лишь о действиях 15-го полка, а об остальных войсках сказано лишь то, что «генерал Фриан поддержал это движение всей остальной своей дивизией, расположенной в резерве побригадно». В рапорте Дедем специально подчеркнул, «что дивизия, за исключением 15-го полка, оставалась в резерве, тогда как моя бригада, которая прикрывала большое плато, выдержала три атаки неприятельской кавалерии». В мемуарах Дедем ещё более резко высказался против упомянутой фразы из рапорта Мюрата. «Это утверждение является тем более странным, что король дважды отступал в одно из каре моей бригады, в то время, когда неприятельская кавалерия атаковала нас... Хорошенький способ оставаться в резерве, когда она пять раз отбивала неприятельскую кавалерию, которая атаковала три каре моей бригады, каковая в течение трёх часов подряд находилась под ядрами и пулями. Маршал Ней громко спросил меня: «Какой дурак поставил вас здесь?», и обратился затем к королю: «Король Неаполитанский, почему Вы не атакуете вашей кавалерией?». За время сражения 33-й полк потерял 48 офицеров и 900 солдат. 48-й полк потерял 800-900 чел., и это свидетельствует о том, что он также был в гуще боя, в отличие от солдат испанского полка, которые около 1 часа пополудни направились к левому флангу дивизии Фредерихса и оставались там до вечера.

Не просто определить время этих русских контратак. Скорее всего, они происходили в полдень, так как вскоре затем наступило некоторое затишье в действиях обеих сторон, вызванное демонстрацией русской кавалерии Уварова и Платова севернее Колочи. Внимание вице-короля, а затем и императора было отвлечено от эпицентра сражения. Обе стороны получили передышку, занялись перегруппировкой войск и подтягиванием резервов. Брешь в центре русской позиции закрывает пехота 4-го корпуса, а в третьем часу, как видно из рапорта Корфа, сюда же подходит и 2-й кавалерийский корпус. С французской же стороны это пространство прикрывала в основном кавалерия. Один «вулкан» — группа русских укреплений перед и возле дер. Семёновское — был «потушен» французами ценою огромного напряжения сил. Оставался ещё один «огнедышащий» редут — батарея Раевского. Но атаковать его французы могли лишь после наведения порядка на своём крайнем левом крыле. Противники переводили дух и готовились к продолжению борьбы.